Смотрю через решетку за окошко. Нет, я не в камере — всего лишь в дежурной части Дзержинского ГОМ. Надрывается телефон за перегородкой, хрипит рация. «Ждите, патруль будет сразу после оперативки», — успокаивает Сергей Николаевич нетерпеливого заявителя. Каждое утро здесь начинается с оперативки у Фролова (куда доступ корреспонденту закрыт), потом участковым инспекторам разъясняет диспозицию на день начальник непосредственный — В. Буковкин.

— Так, про планы я сказал. Аринкин, заканчивай с «отказным». Сан Саныч, на тебе — «мелкая хулиганка», ждут внизу. Напоминаю всем: поторопитесь с отработкой жилого сектора. Вопросы есть?

Вопросов нет. Сотрудники расходятся: кто к «мелким хулиганам», кто по кабинетам. Вопросы есть у меня, задавшейся целью проследить день из жизни участкового инспектора. Выбираю самую безобидную на первый взгляд жертву — П. Мируцу, колдующего в кабинете над бумагами.

Дела бумажные

— Петр Викторович, большая часть жалоб–заявлений, поступающих к вам, какого рода?

— Бытовуха в основном. У меня такой участок, где люди в большинстве своем живут в коммуналках, — Бондарева, Дзержинская, Святителя Николая. Неплохие, в общем, люди, только квартирный вопрос их испортил, как говаривал классик. Жила б одна бабуля в квартире — не сделала бы соседка евроремонт в туалете и не закрыла бы его от бабули на замок.

Соответственно, мне бы не пришлось богатой соседке объяснять, что физиологические потребности необходимо отправлять независимо от уровня дохода.

— А побаиваются вас как представителя власти?

— Есть пока чуть–чуть. Даже в стельку пьяные как увидят форму, так утихомириваются.

Пьяный–пьяный, а понимает: зачем ему лишние проблемы?

Единственные, кто не реагирует, — больные люди. То деньги у них якобы воруют, то голоса из космоса слышатся. И с такими приходится работать — объяснять законы физики. Если не понимают — прибегаем к услугам психоневрологического диспансера.

— Если успокаиваете пьяного дебошира, пострадавшие благодарят?

— Бывает. Бывает и обижаются, но это те, кого изолировали на время от общества. Но, как правило, посидят раз–два, начинают понимать твои увещевания, даже на работу устраиваются.

— В депрессию не впадаете, насмотревшись на изнанку коммунальной жизни?

— Не впадаю. Я людям помогаю.

— А что такое «отработка жилого сектора»?

— Мы выявляем приезжих. Часто им сдают квартиры, не убедившись, есть ли регистрация. В таком случае штраф грозит и хозяину, и квартиранту. Следим, чтобы был оформлен и договор о найме. Ну и вообще контролируем обстановку на участке: кто чем дышит, где собирается молодежь и т.д. Если случается уголовное преступление на территории участкового, он помогает розыскникам в их оперативной работе — ищет очевидцев, собирает информацию.

Пора на выезд

Мируце пора на участок, а я ныряю в следующий кабинет, где получаю полное представление о том, что такое работа с заявлениями. Могучий Василий Степанович Устимкин сочувственно слушает заявительницу — пожилую уставшую женщину с заплаканным лицом. Выясняется, что ненаглядный сынуля, даже женившись, не забывает отчий дом. Примет на грудь и в 2–3 часа ночи приходит проведать родителей. Но тесно загулявшей душе в квартире, поэтому он и выгоняет предков время от времени на свежий воздух. Вот и сегодня: помыкались они по холоду, постучались — не открывает кровинушка. Пришли за помощью в милицию.

— Что ж раньше–то не обращались?

— Да жалко было. Думали: женится — остепенится. Он ведь хороший, только когда пьяный — агрессивный.

— А наркотиками он у вас не увлекается?

— Увлекался пять лет. Сейчас вроде порошков не замечаем, а глаза стеклянные, когда кричит: «Это моя жизнь!» И по ночам сильно дергается. Мы его и лечили — отец денег много отдал, — голос женщины дрожит, отец с надеждой поглядывает на большого, спокойного Василия Степановича. Кажется, такому расскажешь — полбеды с плеч.

— Ну, поехали, постараемся вашего сыночка «выцапить» и образумить.

Но сыночек из квартиры уже испарился. Участковый записывает адреса, по которым можно разыскать «надежду и опору» — теперь придется побегать по городу.

На обратном пути милицейский газик сворачивает на Бондарева — дежурный сообщил о звонке: в одной из квартир разбушевался пьяный хулиган.

— Василий Степанович, а не страшно вам одному — к наркоману, дебоширу? У вас оружие–то есть? — Будем применять боевое самбо, — отшучивается участковый.

«В адрес» нас впускает раскрасневшаяся, взволнованная женщина: сосед по коммуналке, по ее словам, жизни не дает — пьет, водит к себе всех окрестных бомжей, только–только проводил дружка и затих. Дверь в комнату скандалиста она открывает своим ключом (!). С первого взгляда видно: боевого самбо здесь не понадобится — тихий пьяненький старичок мирно сидит в углу. Под столом — батарея бутылок, на столе — закуска. И, разумеется, запах (а запах!).

— Здорово, отец! — на неистребимое добродушие Устимкина, похоже, не влияет ни уголовный, ни административный кодексы. — Ты чего тут скандалишь? Собирайся, поехали.

Пока обиженная соседка строчит заявление, дед покорно собирается, недоуменно приговаривая: «Да не скандалил я. И матом сроду не ругался». В газике он миролюбиво сообщает: «Ну зашел ко мне друг, ну выпили. Мы же никого не трогаем. А у нее компании побольше собираются — всю ночь гуляют. Я же не жалуюсь...» Деда сдают с рук на руки Мируце (его участок) — пусть воспитывает, а Устимкин отправляется на поиски наркомана.

Из морга — на танцы

Я спешу в следующий кабинет — к гордости Дзержинского ГОМ — Виталию Ивановичу Аринкину. Он обещал взять меня с собой на обход подведомственной территории, но никак не управится с бумагами — оформляет то самое «отказное» дело, о котором говорил начальник. Накануне на участке Аринкина «скорая» подобрала переохладившегося товарища, разгоряченного до того водкой. Неизвестный гражданин скончался в приемном покое, и теперь необходимо собрать все данные, как–то: объяснения медперсонала, протокол осмотра места происшествия, опознавательную карту, дактилоскопическую карту, образцы тканей одежды умершего, постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и т.д. Виталий Иванович уже с утра — в мыле, почти все готово, но... Начальству не понравились отпечатки пальцев — недостаточно четкие. А ведь придется пробивать их по картотеке — может быть, удастся установить личность умершего. Наверняка человека будут разыскивать, так что тщательность необходима. «Поехали со мной в морг, — тоскливо просит Аринкин. — Еще раз пальчики откатаем. А на участок не успеем — извините». От подобной перспективы у меня холодеет спина: я тихо радуюсь тому, что работаю корреспондентом, а не участковым. И мне запросто можно остаться в теплой «дежурке», чтоб понаблюдать: инспектора 3–4 раза в месяц «оперативничают» и здесь. А потом можно отправиться с тем же Аринкиным, который вернется из морга, на танцы — блюсти порядок на школьной дискотеке. Рабочий день участковых — ненормированный...