Ему приписали убийство Кирова «УВ» продолжают публикацию цикла очерков о людях — жертвах репрессий, живущих в нашем городе. Сегодня воспоминаниями делится заслуженный энергетик СССР Александр Викторович Закатов. В 1936 году его отца — Виктора Михайловича Закатова — арестовали и расстреляли, обвинив в убийстве С. Кирова.

— Это было в Ленинграде в сентябре 1936 года. Было мне тогда шесть лет, но я помню все довольно отчетливо. Мы жили в то время на Курляндской улице. За отцом пришли ночью, около четырех утра, их было четверо. Они все перерыли, подняли меня из кровати, перевернули всю мою постель. И все. Отца увели.

Я помню свое состояние полной растерянности: папу увели. День его нет, другой нет. Мы все — мама, сестра и я — не могли понять: за что? Такие эпизоды из жизни забыть невозможно. В минуты ареста и обыска отец выглядел пораженным. Это было настолько неожиданно, что он был просто ошарашен. Уже потом мы узнали, что взяли тогда тринадцать человек — они вместе работали — и всех расстреляли. Отец не понимал, что происходит. Я помню, как он сказал маме: «Шура, не волнуйся, все выяснится, утром я приду». И как в воду канул. — Через день или два мама пошла на Литейный, где помещалась их контора, понесла передачу, а ей сказали: «Придешь позже». Когда она пришла в декабре, передачу вновь не приняли, сказав, что уже некому передавать. Шел тридцать шестой год... Нас всех — маму, сестру и меня, шестилетнего мальчишку, — выслали из Ленинграда, отобрали квартиру, забрали все и выслали в город Омутнинск Кировской области. Это такой провинциальный городок с населением в то время примерно в 100 тысяч и мощным металлургическим комбинатом. — Приехали мы в Омутнинск, на станцию Стальная. Куда деваться? Ни денег, ни жилья, ничего нет. У мамы образование четыре класса церковно–приходской школы, профессии нет. Приехали — и не знаем, что делать. Но нашлись добрые люди: к нам подошла женщина, она случайно оказалась на станции. Звали ее Наталья Курбатова, тетя Наташа. Говорит: «Вы откуда?». «Высланные из Ленинграда», — отвечаем. «Пойдемте ко мне». У нее там был дом, и она выделила нам комнату. Вот такой нам попался человек. Так мы у нее и жили до 1944 года. Относились все к нам очень доброжелательно, не косились, не боялись с нами общаться. Там я пошел в детский сад, потом в школу. А сестра в 1939 году уехала в Ленинград, поступила в медицинский институт, попала в блокаду. После блокады вернулась в Омутнинск и в 1944 году вышла замуж за моряка, он там раненый лежал в госпитале, и они уехали.

— В Омутнинске мы жили и боялись. Мама даже и не пыталась что–либо про отца узнать, она просто боялась за нас с сестрой. Этот страх в ней остался надолго, до самой смерти. Умерла она в 1956 году. Я ей говорил, что надо попробовать что–то узнать про дела отца, но она мне отвечала: «Не смей!» Время было такое — все боялись и всего. Только недавно моя племянница — дочка сестры — поехала в Ленинград и пошла на Литейный. Там ей нашли дело отца, разрешили переписать, и вот тогда–то мы узнали, когда его расстреляли.

— Потом сестра рассказывала, что могло повлиять на его арест и расстрел. Не знаю, так это или нет. Он ведь был член ВКП(б), а Кирова убили в 1934 году, кажется, 1 декабря. Так вот, в тот день отец приходит домой и маме говорит: «Шура, я выхожу из этой партии». И он вышел из партии. Это был поступок. Возможно, это и сыграло свою роль. Мама даже не пыталась его уговорить — она была женщиной малообразованной... На работе отец был на прекрасном счету, ему всегда дарили много ценных подарков. Я, например, хорошо помню граммофон и готовальню. На готовальне была надпись: «Виктору Михайловичу за отличную работу по изобретательству. Дирекция завода им. Жданова». Потом эта готовальня долго–долго служила мне. Отец имел очень высокий авторитет, а ему приписали убийство Кирова. Чушь какая–то...

Я очень хорошо помню, как мы с ним в Ленинграде ходили в кино. Первый мой фильм — «Дети капитана Гранта», мы с отцом смотрели его в кинотеатре «Баррикады». По выходным иногда ездили к друзьям на дачу — я эти поездки тоже любил. И к нам гости приходили, причем было всегда очень весело. Помню любимую пластинку отца — Дунаевский, «Веселые ребята», где Утесов пел: «Легко на сердце от песни веселой...». Отец все время эту пластинку заводил. «Нам песня жить и любить помогает...». Помню, все помню... Граммофон с трубой, с ручкой, черная пластинка с красной наклейкой...

— Все сломано... Вся жизнь сломана... А сколько за этим стоит, знаете? Я, конечно, не думаю, что все это может повториться, что снова эти палачи придут. Нет, нет, не должно. Невозможно. Жаль, что новое поколение ничего этого не знает, краем уха только слышали, что когда–то в 30–е годы людей убивали ни за что. В школе на уроках истории это не изучают. Так, говорят про какие–то ошибки...

Сейчас я жду ответа из прокуратуры Санкт–Петербурга. Сначала мы — родственники репрессированных — считались «пострадавшими от репрессий». А вот недавно вышло Определение Конституционного Суда, и теперь мы уже не «пострадавшие», а репрессированные. Вот я послал запрос. Да–а... страна у нас своеобразная.

В свидетельстве о смерти Виктора Михайловича Закатова в графе «причина смерти» твердым почерком выведено: расстрел. Расстрел — это когда ты стоишь лицом к холодной стене, а за спиной несчастные солдатики целятся тебе в затылок. Приклад прижат к плечу, указательный палец — на курке, мгновение — и из ствола вылетит пуля... Нет! Нет!.. Но нажат курок, гремит выстрел, пуля прорезает подвальный полумрак, осколки черепа разлетаются по полу, мозги прилипают к стене... «Легко на сердце от песни веселой...». Не дай Бог никому из читающих эти строки когда–нибудь испытать эти ощущения — ощущения жертвы и убийцы... НАША СПРАВКА. Комедия «Веселые ребята» вышла на экраны в 1934 году, в год убийства С.М. Кирова. Режиссер Г. Александров так говорил о своем фильме: «Мне очень дорога эта картина. Она снималась в ту пору, когда зритель ждал фильмов бодрых, веселых, жизнерадостных. Мой фильм был первым ответом на это требование времени...».

Сергей ВАСИЛЬЕВ